Евгений Дога: «Вальсы меня преследуют повсюду». Несекретно. 26.01.2015

В Органном зале прошла творческая встреча «Бессмертный вальс» с народным артистом СССР композитором Евгением Догой.

Представлять его нет нужды. Евгений Дога – автор огромного количества произведений. В музыке Евгения Доги свой мир – нежный в песнях, вселенских масштабов в балетах, очень разный в различных произведениях. Национальный колорит и стереофоническое звучание, чарующие прозрачные мелодии и театральная яркость, напряженная взволнованность и тяжелые раздумья, сверкающие узоры бессарабских танцевальных мотивов и неистовый темперамент огненных латиноамериканских ритмов, русское раздолье и восточный колорит, романская страстность и истома.

Его прекрасные мелодии несравненной чистоты и ясности как бы парят в воздухе, проливая свой серебряный свет на горизонты духовного мира человека, исцеляя душу, даря ей крылья для полета.

- Евгений Дмитриевич, традиционный вопрос: над чем Вы сейчас работаете? В частности, работаете ли Вы сейчас в кино?
- Да, кино меня затянуло. Но у меня нет никаких привязанностей, направлений. Я люблю все. Я многоядный (смеется).То есть всеядный. Меня каждый раз поражает, когда меня спрашивают: кто аранжирует мою музыку для кино. Это тоже самое, если бы Пушкина спросили, кто рифмовал его стихи. Для профессионального композитора спрашивать такое – оскорбительно. Я аранжирую сам. Я - профессионал. Если ты не умеешь аранжировать, то какой же ты композитор? Иди тогда торговать капустой. Я был года четыре в паузе после 45 лет непрерывного кино. Я даже был рад этому – наконец-то, я смогу заниматься классической музыкой, я это люблю, у меня это хорошо получается!  Сейчас кино меня опять затягивает. Я этому рад. Вообще-то, я человек очень противоречивый: одно утверждаю,  тут же отрицаю это. Но такова жизнь. Вот мне говорят, что вчера я говорил одно, а сегодня – другое, Но вчера было вчера, а сегодня – другое.

- Вы сегодня уже другой человек, чем были вчера?
- Я не другой человек, просто жизнь сегодня уже другая: вчера дул ветер, сегодня его нет, вчера шел дождь, сегодня – сухо. Мозги тоже не стоят на месте, они тоже работают, если они есть. Я помню, что в детстве мне хотелось, чтобы меня заметили. Я не знал тогда, что есть сочинения, что есть ноты. Я хотел, чтобы оркестр играл сам, а меня все хвалили. Я люблю, когда мне аплодируют, когда мне дарят цветы. У меня есть знакомые музыканты, композиторы, которым на это наплевать. Тогда не занимайся этим делом. Артист должен быть понят, услышан, и он должен нести радость, которая и выражается в цветах и аплодисментах. Для меня это большой стимул. Более того, я понимаю, что такое хорошо и что такое не очень.  Поэтому я всю жизнь концертирую. Сейчас я работаю над собиранием своего архива. У меня три здоровых архива с моими нотами: один в Москве, на радио, на «Мосфильме», другой в Кишиневе, третий в Бухаресте. Когда я их соберу – не знаю. В советское время мы не были хозяевами своих произведений, государство все забирало: написал музыку к фильму - это собственность киностудии. Теперь другое время.У меня семь шкафов с партитурами. Иногда думаю, когда же я их все написал? Тогда писал я быстро, сейчас пишу медленнее, кино меня заставило. Но не только кино. Но это был счастливый период, я радовался, я плакал, как мальчишка. Спал по 15 минут в сутки. И мне этого было достаточно. Хотя мне говорят, что это невозможно. Но, тем не менее, это так. Это бывает, когда не хочется ни спать, ни есть.

- Вы сейчас работаете с российскими режиссерами?
- Да. Первый канал. Взяли шесть струнных сюит. Кино - это хорошо. Если человек, слушая музыку, не находит себя, если он не стыкуется с героями фильма, то ему это будет не интересно. После войны Кишинев был почти полностью разрушен. Денег у меня на кино не было. Я помню, что забирался на акацию рядом с летним кинотеатром и слушал музыку из фильмов, в основном, это была мелодичная, с подголосками, музыка Дунаевского. Это  называется полифония. Мне страшно нравился этот композитор, и нравится ДОС их пор. А музыку типа «ум-ца-ца» делают мальчики, которые понятия не имеют, что существует другая музыка, что музыка – это наука. Я им говорю всегда, что вы, может быть, в десять раз талантливее меня, но я умею писать музыку, а вы нет. Что такое уметь писать музыку?  Это не только иметь талант, этому надо учиться. Чтобы, к примеру, речка текла, ей надо иметь берега. Первую консерваторию я заканчивал как виолончелист, музыку писал тайно. Мне было стыдно потому, что все сочиняли, я краснел, как петух, когда меня спрашивали, пишу ли я. Сейчас я более свободный в этом плане. 
 
- В Вашем пермском концерте принимают участие дети. Вы их сами отбирали?     
- Дети у меня выступают везде: и в Москве в Большом зале консерватории, и в Бухаресте, и в Праге. Я очень люблю детей. Это особый мир. Дети – это те люди, которые не испорчены временем, жизнью, у них чистые души. Это от того, что детства у меня почти не было. Была война, потом страшный голод. Как бы этим я восполняю этот пробел. У меня очень много написано для детей, например, сборник дуэтов для скрипок «Скрипунеллы». Начинающие музыканты больше скрипят, чем играют. Я уже 15 лет являюсь председателем фонда «Одаренные дети России». Тех детей, которые мне приглянулись, я приглашаю в свои программы. Детям это интересно, они чувствуют себя артистами. Кстати, занимаюсь я и с ветеранами, но всего пять лет. Сейчас я работаю над программой, где дети, которые еще только начинают свой путь в музыку, будут выступать вместе с ветеранами, которые хотят эту жизнь продлить. Я написал на эту тему оперу. Это классика румынской литературы. Я писал ее с большим удовольствием, там нет добра и зла. Добро мне нравится больше. У меня добро получается лучше. 15 июня она будет исполнена. Причем, на открытом воздухе, так как театры все нищие. Чтобы ее слышали те, кто хочет слушать, а не те, которые могут слушать. Сейчас готовится перевод на молдавский и русский. С переводами сейчас очень сложно, люди неохотно берутся за переводы, так как мало платят. Короче, мне все интересно.
 
- Вы сами поете?
- Нет, мне противопоказано, у меня нет голоса совсем. Но Лотяну, паразит (смеется),однажды все-таки вставил в свой документальный фильм эпизод, где я пою. Это ужас! Я, когда занимался на композиторском факультете, прошел все. Если с дирижированием и с композицией у меня все в порядке, то вокалу я посвятил всего 40 минут своей учебы.
 
- А Ваша семья?
- Я всегда хотел, чтобы моя семья ни в чем не нуждалась. Сколько времени я на нее трачу? Если жизнь взять как круг в 360 градусов, 180 градусов посвятить семье, то на творчество останется тоже 180 градусов. Так что это за творчество? Поэтому я живу периодами: один период в 360 градусов посвящаю семье, потом – творчеству. Период может длиться месяца два, может полгода…  Надо работать на одном дыхании. Иначе – невозможно.
 
- Мелодия из «Моего ласкового и нежного зверя» тоже была написана на одном дыхании?
- Какое там дыхание (смеется)? Она была написана бездыханно! Тогда у меня был период по семь картин в год. Режиссеры не знали про это, не дай Бог. Поэтому я всегда молчал, что работаю параллельно. В начале зимы, не помню, в каком году,  мы договорились с Лотяну (Эмиль Лотяну, режиссер киностудий «Мосфильм» и «Молдова-фильм», автор фильмов «Табор уходит в небо», «Мой ласковый и нежный зверь» и других. Прим. Ред.), что будем работать над «Зверем». Прочитали сценарий. Договорились, что первой будут снимать сцену замужества  Ольги Скворцовой. Насчет музыки разговора не было. Я подумал, что схожу на радио и подберу музыку середины 90-х годов XIXвека. Но мне ничего не подобрали. Пошел в музей Глинки. Тоже ничего не было. Тогда я пришел к Лотяну и сказал, что напишу вальс. Но не подумал, что я натворил. Потому, что Штраус, паразит, написал столько гениальных вальсов, что написать еще один – самоубийство. Какой еще вальс можно написать после него? Но Лотяну подвоха не заметил, он был занят с актерами, вел бесконечные переговоры с дирекцией киностудии насчет денег. Он пришел злой в 11 часов вечера ко мне в номер. Открывает дверь, и первым делом орет: «Вальс!». А у меня не вальс, а чушь собачья. Я наиграл импровизацию. Он прослушал до конца. Стукнул в дверь, та чуть не слетал с петель, ушел. А утром надо было сдать партитуру. Оркестр уже был заказан. Времени у меня нет. Но вечером сыграли. Мне музыканты стали хлопать смычками. Я подумал, что это шутка такая. Играют до сих пор.
 
Вот с того дня вальсы меня везде преследуют, у меня их записано 76 штук. Два из них, кроме «Зверя» еще «Граммофон», на Западе включены в энциклопедию «200 хитов всех времен»:  «Зверь» на 93-й позиции, «Граммофон» - на 84-й. Бывая на Западе, в Южной Америке или, там, в Индонезии, я исполняю «Граммофон». Кроме того, мои вальсы звучали на открытии двух Олимпиадах: в Москве в 1980 году, и в Сочи. Для меня это тоже хороший стимул. Из 2500 членов Союза композиторов России выбрали мою музыку!Я не возражаю. Хотя хотелось бы другого: музыку-то играют, а кто ее написал, не знают. Какая-то звуковая накладка, а не авторская музыка. Это не только нарушение авторских прав, это нарушение элементарной человеческой морали. Так нельзя: у каждого человека есть имя. Назвал произведение, назови автора. Автор - это вам не Адам без трусов, надо, чтобы он был в полном одеянии.
 
Я подготовил к изданию книгу «Немузыкальные россыпи или виртуальная спираль времени».  Отнес в редакцию. Редактор решил, что он очень умный, что Дога, кто он такой, ничего не понимает в русском языке, что он из другого этноса. Хотя я ему могу преподнести уроков десять русского языка. Он переделал  название на «Немузыкальные россыпи.  Вихревая спираль времени». Идиот. Что это, вихри враждебные что ли?  Я сказал, что мне такой книги не надо, лучше я напишу другую. И, как автор, запретил к изданию. 
 
- О чем книга?
- Ни о чем. О вещах, в которых я не разбираюсь. Там есть рассуждения о том, чего я не понимаю:  что такое женщина, что такое мама, что такое творчество. Я не понимаю массу вещей и пытаюсь про них написать. Когда я начинаю про них писать, тогда я начинаю размышлять и получаются очень интересные вещи.  Например, вот скрипач пилит на обычной скрипке и мечтает о скрипке Страдивари. Ищет ее, ищет. Наконец-то, нашел. Счастья – море!  Играет на ней вовсю! Вдруг лопнула струна. Играет на трех. Темперамент возрастает до такой степени, что не осталось ни одной.  Боже мой, как я мечтал о скрипке Страдивари! А под струнами есть наклейка: там написано имя мастера. И там действительно написано: Антонио Страдивари. Но есть еще надпись очень мелкими буквами: копия. Когда он ее, наконец-то, прочитал, то грустно сказал сам себе: да, я тоже не Паганини… Это одна из новелл. Вся моя жизнь состоит из новелл. Эта литературная форма мне ближе, чем мемуары.
 
Наша встреча с маэстро Евгением Догой состоялась перед концертом, в котором прозвучали  «Песня о моем городе», «На последнем сеансе кино», «Вишня» (из фильма «Танцплощадка»), «Песня Рады» («Табор уходит в небо»), «Мне приснился шум дождя», мелодии из фильмов «Одиноким предоставляется общежитие», «Долгая дорога в дюнах», естественно, вальс («Мой ласковый и нежный зверь») и другие.

Екатерина Оборина

Несекретно