Драники на кухне Виктора Турова. Народная газета. 21.12.2006

— Евгений Дмитриевич, вы как-то обмолвились, что для вас важно ощущать “радугу национальных культур”. Расскажите о том, какое место в этой “радуге” занимают ваши белорусские контакты?

— Большое место. Значительное. Мне довелось работать с классиком белорусского кино Виктором Туровым, я писал музыку к его фильму “Черный аист”. В этой картине режиссер размышлял о гибели национальной культуры, о разрушении корней, и как символ всего уходящего в небытие в его картине возникал черный аист, редчайшая птица, занесенная в Красную книгу. То, что он пригласил меня, небелоруса, в свою картину, говорит о широте его взглядов, подчеркивает масштаб его мышления. В Советском Союзе я был известен в основном по работам с Лотяну. Меня крайне подкупало в Турове как в кинорежиссере то, что он предпочитал “живую” музыку, то есть ту, которая записана с оркестром. К музыке он относился как к равноценной составляющей фильма, не случайно у композитора возникало чувство, что он на равных работает с режиссером. Туров был настоящим патриотом Беларуси, его творческая платформа была четко очерчена, вклад в национальную культуру Беларуси огромен. Но замечено, что творчество таких людей принадлежит всему миру. Так, в картине “Люди на болоте” режиссер сумел рассказать миру о боли и радости своего края. Виктор Туров был прекрасным педагогом. И сегодня, спустя годы, я слышу много теплых слов в его адрес от учеников. Мне довелось быть на последнем его юбилее. Режиссер был тяжело болен, но в памяти моей остался человеком несокрушимой воли, умеющим и в таком состоянии радоваться жизни. Это благодаря Турову я познакомился в свое время с белорусскими народными инструментами, побывал в мастерских народных умельцев. У него на кухне я впервые попробовал драники и полюбил это национальное белорусское блюдо.

— А чем привлекла вас работа над “Соблазном”?

— Тем, что Маргарита Касымова сняла хорошую мелодраму, фильм о любви, который будет интересен каждому. Как настоящий художник, она тщательно подбирала краски для своей картины. Хорош там актерский состав. Прекрасно играет врача Борис Невзоров, очень достоверно. И другие роли — за гранью стереотипов. Как композитору мне нравится ритмика этой картины. И особенно я ценю то, что Касымова заказала мне “живую” музыку. Осилила эту составную часть фильма, несмотря на скромное финансирование. Я — за такие добрые, человеческие картины. И мне очень приятно, что мои контакты с белорусами продолжаются.

— Скажите, чтобы музыка в фильме обязательно получилась, какие компоненты необходимо соблюсти? За долгие годы у вас выработалось какое-то правило?

— К великому сожалению, многое зависит не от меня. Есть режиссер, а над ним, еще главнее, продюсер, который платит деньги, а еще — компания. И главный их аргумент — формат. Что это такое, я не представляю. Для меня “формат” — это качество и профессионализм, умноженный на вдохновение и талант. А для них — это успех у публики. Мне трудно представить себе фильмы Эмиля Лотяну без музыки, которая, к слову сказать, записывалась до съемок, или без той, которая звучит в сцене свадьбы Оленьки Скворцовой в фильме “Мой ласковый и нежный зверь”. Благодаря ей эта сцена обрела философское решение, которое даже не предполагалось в сценарии. Слава Богу, и сама сцена, и музыка стали хрестоматийными и живут самостоятельно. Очень часто бывает так, что музыкальный материал, который предлагаешь режиссеру, способен “вести” всю картину, а звучит он каких-то 15 секунд. Недавно я возглавлял жюри художественных фильмов на фестивале “Волоколамский рубеж”. Там было много интересного в области музыкального решения лент. Скажем, в начале картины “Полумгла” звучит губная гармошка, что стало почти банальностью при создании образов немецких героев. А нет! Оказалось, что это не случайно, как думалось; в финале эта гармошка, в обобщенном варианте, очень уместно прозвучала в другом контексте. Ну а в другой картине авторы, большие “эстеты”, потрясли нас “глубоким уважением” к классике и написали в титрах: “Автор музыки Людвиг ван Бетховен”. Блестяще! Не композитор даже, а “автор музыки”! Неудивительно, композиторами сегодня считают себя все, кому так хочется. Вот их знают все. А то какой-то Бетховен!..

— Расскажите о своем первом успехе.

— Давно это было, в 1957 году. Мне было 20 лет. Я работал в оркестре радио в Кишиневе, у своего учителя Пабло Джовани Баччини, который до этого учил меня играть на виолончели. Я, конечно, писал-сочинял, особенно много занимался оркестровкой. Изучал все учебники по оркестровке — Римского-Корсакова, Берлиоза, Василенко, Марциана Негри. Просто штудировал для себя, потому что еще не занимался специально на факультете в это время. Мне все это нравилось, но занятия свои держал в тайне. Свои “опусы” никому не показывал, потому что почти все носили эскизный характер. И вот однажды к нам в оркестр пришла моя однокурсница Мария, чтобы показаться маэстро. Павел Иванович, так его окрестили на русский манер, спрашивает девушку, что она будет петь. Та ответила, что знает одну народную песню и готова ее исполнить. Тут дирижер сказал, что хорошо бы еще что-нибудь спеть, тем более что завтра будет пробный выход молдавского телевидения в эфир. А я возьми да скажи, что у меня есть песня для Марии, хотя на самом деле ничего не было. Мне просто очень хотелось, чтобы она у меня была. Павел Иванович даже не удивился, не спросил: “И ты сочиняешь?!” Принял это спокойно. Сказал только: “Вот-вот, принесите”. Я, конечно, тут же по дороге купил в первом попавшемся киоске сборник стихов, пошел в Малый зал консерватории и написал песню “Белые цветы сада”. Благо, Мария жила в нашем общежитии, и мы успели песню выучить, но мне нужно было еще оркестровать ее и переписать голоса. На следующий день мы исполнили песню с оркестром и показали ее на телевидении. Это был наш первый выход в эфир и дебют на телевидении. Осенью того же года Машенька после победы на международном конкурсе в Японии стала лучшей Чио-Чио-сан мира, и ее называли уже Марией Биешу, я же еще долго-долго оставался никому не известным Женей Дога.

— Известно, что вы и Софию Ротару открыли?

— Ротару сама открылась. Опять-таки случай. Она до сих пор могла бы соловьем петь в Черновцах, и никто бы этому не удивился, потому что в искусстве правит бал госпожа Удача. На тот момент был снят фильм о Кишиневе, для которого я написал музыку. На просмотре высокой комиссией из ЦК высказали мнение, что в таком фильме хорошо бы спеть песню о Кишиневе. Я написал песню, и все задумались: а кто же ее исполнит? И тут вспомнили, что в консерватории, на дирижерско-хоровом отделении, на третьем курсе заочного отделения сдает сессию студентка из Буковины София, которая прекрасно поет старинные романсы. Мы думали попросить ее хоть как-то спеть, чтобы успеть сдать картину, а потом предполагали найти известную певицу. Но София сопротивлялась — нет времени, сессия, говорила, что она не эстрадная певица. Но киношники — люди бесцеремонные, посадили ее в автобус, привезли на студию, и все пошло как по маслу, как будто кем-то запрограммировано было. И тональность подошла, и тембр голоса оказался удивительно богатый. Да и песня, видимо, понравилась девушке, ибо она тут же ее схватила и спела так, что все сидевшие в студии были очарованы ее пением. Когда София прослушала запись, лицо ее посветлело, глаза увлажнились, и она спросила: а можно, я спою еще один раз? Конечно, можно, ответили ей. Это была первая в ее жизни профессиональная запись. Из-за чарующего голоса Софии картину смотрели в Москве на “Телефильме” несколько раз. Песня “Мой белый город” стала лауреатом Всесоюзного конкурса в честь 50-летия СССР, ее рекомендовали на международный конкурс “Золотой Орфей” от Советского Союза. София, ставшая Софией Ротару, получила на конкурсе 1-ю премию и звание лауреата. С этой песней мы выступили в передаче “Музыкальные встречи”, которую смотрела вся страна. Потом она выступила два раза подряд в “Песне года”, в “Огоньках”. Через какое-то время спела еще пару моих песен — “Молдавские Кодры” и романс на стихи Михая Эминеску. Но ее быстро перехватил шоу-бизнес, в котором она, обретя всеобщую любовь, успешно выступает до сих пор. Дай Бог ей здоровья и многих лет жизни.

— Вы уже лет пятнадцать живете в Москве, остались ли у вас связи с Молдовой?

— Да, конечно. В Кишиневе моя семья, внук Доминик растет, ходит уже в лицей, в нулевку. А родом я с левого берега Днестра, из села Мокра на северо-востоке Молдавии. Там живут мои сестра и брат. Там похоронена мама. Хорошо помню, как в 1988 году сидел в президиуме съезда композиторов в Москве, когда меня позвали к телефону и сообщили, что моя мама умерла. Я тут же прилетел в Молдавию. Была страшная пурга, это 1 марта — мой день рождения, на улицах танками прорывали тоннели, чтобы высвободить засыпанные снегом машины. Едва войдя в свой дом в Кишиневе, увидел на фортепьяно стихи Григория Виеру “На смерть мамы”. Про черный ветер, который унес маму, и про оставшиеся пустые окна. И кукушка спрашивает почему эти окна открыты? Где ты, мама?! Когда придешь?.. Откуда взялись эти стихи? Я никогда их не видел и уж точно никому не заказывал. Мистика какая-то! Я сел за фортепьяно и стал импровизировать. Было тяжело — мешали слезы. Взрослый мужик, я плакал. Мне казалось, что кончился свет... Песню, которую я написал в тот вечер, спела в Большом национальном Дворце Настя Лазарюк. Маме посвящена и “Белая радуга” на стихи Эмиля Лотяну. У меня написано множество эссе о маме. Если бы я не писал музыку, то, думаю, занялся бы литературой. Мне нравится писать. Возможно, когда-нибудь я издам книгу новелл, потому что вся жизнь — это новеллы. И, конечно, особое место в них займет образ мамы.

— А если в этих новеллах появляется тема объединения людей, скажем, в Союзное государство России и Беларуси, что вы говорите?

— Там, где двое, сила удваивается, но не всегда является критерием, определяющим суть. А вот если люди объединяются, чтобы удвоить силу мозга, духовности, это прекрасно. Любое объединение духовных сил помогает человеку развиваться. Поэтому как артист я рад выступать на самых разных площадках, где меня понимают и где я, в свою очередь, могу услышать песню белорусского композитора с его неповторимой интонацией, услышать звуки цимбал и жалейки, не существующих больше нигде на земле. Вопрос объединения не нов. С тех пор, как существует мир, люди только и знают, что объединяются в общины, роды, кланы, государства. Но я не безразличен к проблеме сохранения национальных культур, своеобразия их языка, музыки, быта. Солнечный цвет тем и прекрасен, что в нем сохранены все цвета радуги. Мне часто приходится выступать в Беларуси, так, весной будущего года предстоит концерт с оркестром Белорусского радио и ТВ, запланировано выступление и на осень.
Народная газета