Цветы и музы Евгения Доги. Вестник Российского музыкального союза. 5.11.2017

С его песнями на большую сцену вышли Мария Биешу, София Ротару, Надежда Чепрага… Он автор музыки к кинофильмам «Табор уходит в небо», «Анна Павлова», «Одиноким предоставляется общежитие», «Танцплощадка», «Благословите женщину», «”Мерседес” уходит от погони», «Мария, Мирабела»… В его творческом багаже среди произведений академического жанра три балета, симфония, опера, сюиты, шесть струнных квартетов, хоры, реквием, романсы… Но для большинства имя композитора прочно ассоциируется с фильмом «Мой ласковый и нежный зверь», в котором звучит его чудесный вальс. Сегодня уже трудно сказать, чего больше ждал зритель, простаивая в конце 70-х в очередях кинотеатров, – увидеть экранизацию чеховской «Драмы на охоте» режиссёра Эмиля Лотяну или услышать музыку Евгения Доги. Но, независимо от предпочтений публики, с тех пор этот вальс стоит в одном ряду с другими великими произведениями, символизирующими несостоявшуюся любовь. Накануне 80-летия композитора мы пришли к нему в гости, чтобы узнать, насколько творение автора созвучно его душевному состоянию и настроению.

В «Красной книге» композиторов

– Знакомая журналистка, услышав в Париже перед Лувром мой вальс в исполнении уличного скрипача, поинтересовалась: «Что вы играете?» Музыкант ответил: «Это старинный французский вальс». А недавно в Кишинёве увидел по телевизору выступление молодой молдавской группы, исполнявшей другую мою музыку. Мне понравилось. Решил пригласить ребят в свою концертную программу. Когда познакомились, они мне говорят: «А мы думали, это народная музыка».

– Евгений Дмитриевич, наверное, обидно слышать подобные ремарки?

– Почему? Такое встречается часто. Это хорошо, когда мелодия или песня уходит в народ. Плохое в другом – у нас почему-то не любят произносить имена авторов. Раньше дикторы или ведущие, как правило, объявляли: «Музыка того-то, слова того-то». Сегодня вообще не объявляют. Видимо, слово «композитор» или «поэт» неприлично произносить. Иногда даже неловко становится, когда при знакомстве интересуются родом моих занятий, а узнав, говорят: «Не слышали такого». Откуда слышать, если имён не называют, а старых фильмов уже не смотрят? Сегодня авторов разлучили с их произведениями. Если по радио услышите имя композитора, его тут же нужно записывать в Красную книгу. Правда, в последнее время ситуация с авторскими правами начала немного меняться в лучшую сторону. РАО стало более прозрачно выполнять свои договорные обязательства перед авторами.

Евгений Дога за роялем

Счастье времён макухи

– Вы ребёнок военного времени. Какой запомнили войну?

– Я родился в молдавском селе под Рыбницей. Эта часть Молдавии тогда входила в состав Украины. Мне не довелось видеть отступающих советских солдат. Вероятно, они большей частью погибли при внезапном нападении. Спустя какое-то время через наше село днём и ночью шли на запад обозы с убитыми и ранеными вражескими солдатами, которых на реке Буг встретило первое крупное сопротивление советских войск. Стоны несчастных жертв и следы сочившейся крови на пыльной дороге остались в моей памяти. Фронт тем временем быстро отступил на восток. Даже не успели мобилизовать местное население. Немцы колхозы не расформировали: отец как был бригадиром, так и остался. А когда весной 1944 года пришли войска Красной Армии, началась мобилизация. Новобранцев некогда было обучать – отца вместе с другими бросили в самое пекло боёв. В январе следующего, 45-го, года он погиб. Мама с фронта получила от него два письма. Из одного из них запомнил город Секешфехервар у озера Балатон в Венгрии. С отцом воевал наш родственник, дядя Илие. Вернувшись, он рассказал, как в окоп попала вражеская мина, и отца у него на глазах разорвало на части. Дядя собрал тело по кусочкам и похоронил.

В советские годы я отыскал могилу отца. Кладбище напоминало огромный мёртвый город. Тысячи могил. Думал, когда найду, перевезу останки, но увидев, насколько место упокоения ухоженно, тревожить не стал. Так и лежит – под одной плитой несколько фамилий его сослуживцев. А года два тому назад из рассекреченных документов узнал, что отец остановил вражескую контратаку у села Пуцунтей в Бессарабии, за что его наградили медалью за проявленное мужество и отвагу.

– Мама вас одна поднимала?

– Да. Она была святым человеком. Никогда не корила, не занималась наставлениями… Посмотрит на тебя, и в её глазах было столько любви, нежности, радости, что даже детское сердце не могло остаться равнодушным. Работала от зари до зари в колхозе да дом содержала. Мужчин в селе почти не осталось. Чтобы норму сдать, помогали мы с бабушкой. Но всё равно голодали. По ночам за горсть кукурузы или кусочек макухи (жмых после переработки подсолнечного масла, который сегодня идёт на корм скота – Ред.) шила для соседей на своей машинке «Зингер». Я ложусь спать – она шьёт, просыпаюсь – работает. Думаешь: спит ли она вообще? Поэтому когда говорят, как раньше было хорошо, отвечаю: «Постыдитесь! Видимо, вас это не коснулось!» Несчастье одно не приходит: война, оккупация, засуха, голод, тиф, репрессии. Это был страшный период. Помню, как ночью людей увозили телегами на железнодорожную станцию, загоняли в вагоны, забивали двери досками и отправляли туда, откуда уже никто не возвращался. Тем не менее мой путь в тех условиях сложился нормально: случись то же самое сегодня, я музыкой никогда бы не смог заниматься.

– Почему?

– Мы другой жизни не знали: думали – так положено. Несмотря на сложное время, нас учили безвозмездно. Хотя какая тогда школа? В поповском доме в четырёх комнатах 11 учеников! Временами занимались по два класса у одного учителя. Труд – главный воспитатель. Студентом получал нищенскую, но стипендию. Сегодня за всё надо платить. Такие, как я, не учились бы. Из-за «нерентабельности» сельские школы закрывают, а детей возят в другие населённые пункты. Но разве мы детей рожаем и воспитываем, чтобы получить от них доход? Они же не капуста, чтобы растить, руководствуясь критериями рентабельности! Я 18 лет председательствую в жюри конкурса «Одарённые дети России» в номинации «Музыка». Мы ребятишек выделяем, поощряем, награждаем. Они с конкурса приходят счастливые домой, чтобы радовать дедушек и бабушек. Но что дальше? Большинству плата за образование не по карману. Мы, сельские дети, учились, потому что стремились к знаниям. И нам давали ключи к ним бесплатно.

Субстанция творчества

– Откуда в такой немузыкальной среде интерес к музыке?

– У нас в селе был замечательный духовой оркестр, и я всегда с завистью смотрел на музыкантов. Захотел тоже научиться играть. Сделал своими руками мандолину, нашёл в послевоенных траншеях проволоку, натянул из неё струны. Не зная нот, настроил на слух инструмент и начал учиться играть. Как-то даже на свадьбу позвали, где заработал первый гонорар – тарелку какой-то похлёбки. Но я мог бы заниматься и другим. В пятом классе пошёл пешком в райцентр Рыбницу, купил брошюру по радиотехнике и по ней собрал из проводов и катушек, подобранных в тех же окопах, детекторный приёмник. Он принимал лучше заводских, которые в магазинах продавались.

В 1951 году закончил школу. Куда пойти учиться? Конечно, туда, где кормят и одевают – в школу ФЗО (фабрично-заводского обучения – Ред.). Но по радио услышал о наборе в музыкальное училище. И мы с друзьями босиком вышли на шоссейную дорогу, где нас подобрал водитель грузовой машины и привёз в Кишинёв. Как ни странно, всех четверых приняли. Мама от моего выбора оказалась не в восторге: мол, для начала надо получить «хлебную» профессию. Однако его приняла и, чтобы меня снарядить на учёбу, заложила свой свадебный подарок от бабушки – прекрасный молдавский ковёр.

– Как же вас приняли в училище?

– Тогда государство особенно заботилось о сельских детях. Учитывая сложные условия жизни и воспитания в деревнях, нам в первую очередь давали общежитие, старались выплачивать стипендию – даже при не всегда только положительных оценках. Меня определили в класс виолончели, хотя я не знал ни нот, ни сольфеджио. Но мне повезло с педагогами. Инструменту меня учил Павел Иванович Бачинин – итальянец по происхождению, называвшийся ранее Пабло Джованни Бачинни. Великолепный человек! Каждое утро занимался со мной с 6.00 до 8.30 – без выходных и праздников. Я пилил эту виолончель по 12 часов в день до крови в пальцах. Музыка – это тяжёлый труд, как любой другой. Со временем рано вставать вошло в привычку. С тех пор поднимаюсь в 5.30 и уже в 6.00 сажусь за работу. Иногда на сон хватает трёх-четырёх часов. Правда потом, когда чувствую необходимость пополнить энергию, отсыпаюсь.

 – Музыкантом-исполнителем всё-таки не стали. Сочинительство одержало верх?

– Когда учился в консерватории, жил в общежитии. Два этажа над нами, а мы в подвале. Нижняя часть окна уходила под землю, а верхняя выглядывала на тротуар. Мы только и видели, как стучали пробегающие по тротуару каблуки. Вместе с ними мимо проходила жизнь. Я вёл дневник. Просматривая сейчас его страницы, думаю, как же был тогда организован. Но в то же время сожалею, что многие радости студенческой жизни пропустил. В подвальной сырости онемела рука – совсем потеряла чувствительность и перестала работать. В Киевском неврологическом институте руку восстановили, но играть на виолончели уже не мог. Я решил поступить на композиторский факультет и получить профессиональное композиторское образование. Мне вновь встретились прекрасные педагоги. Творчество имеет специализацию, но субстанция одна и та же. Если бы учился в техническом заведении, стал бы неплохим инженером. Не выдающимся, но и не плохим. Вряд ли крутил бы гайки – придумал бы что-нибудь поинтереснее.

Проводник Марии Биешу

– Уже в консерватории написали первые песни, в том числе и для будущей звезды оперной сцены Марии Биешу. При каких обстоятельствах это случилось?

– Мы учились на одном курсе. Она пришла из лесотехнического техникума. А я на третьем курсе играл в оркестре радио, которым дирижировал Павел Иванович Бачинин. Рука у меня пока ещё была здоровой. Для Молдавского телевидения, которое запускало в те дни первые пробные передачи, мы готовили концертную программу. Как-то к нам пришла Мария. Павел Иванович спросил: «Что будете петь?» Она ответила: «Народную песню». Тогда Бачинин заметил: «Желательно спеть две – вторую в другом жанре». И хотя именно той, которую имел в виду дирижёр, у меня не было, встал и предложил свою. При этом в своём песенном творчестве тогда никому не признавался и сочинением занимался подпольно: без меня и так все кругом писали. Павел Иванович, видимо, не решаясь обидеть или обуздать юношескую самоуверенность, деликатно согласился. После репетиции я купил сборник поэзии, и у меня довольно легко сложилась песня на стихи Петри Дариенко «Белые цветочки сада». Уже на следующий день она прозвучала по телевидению. Маша вышла впервые в эфир как исполнительница, а я – как автор. Правда, она очень быстро стала Марией Биешу, в то время как я ещё долго приобщался к высокой музыке.

Но впервые мы с Машей встретились ещё до консерватории. В Кишинёве, на углу Пирогова и Котовского, – сейчас они иначе называются, – ко мне подошла молоденькая девушка и спросила, как пройти на улицу Ленина. Я объяснил: вниз, через пару кварталов. А когда она стала знаменитой, не раз обыгрывал в шутку: «Мария, я тебе первый показал, как пройти на улицу Ленина, и ты всю жизнь шла по улице Ленина к своей Ленинской премии!» Машенька стала тем человеком, который меня ни разу не предал. Она принимала участие во всех моих концертах. Однажды в Колонный зал Дома Союзов примчалась, едва сойдя с трапа самолёта после многочасового перелёта из Японии. Красная, розовощёкая, запыхавшаяся. Думал, она разорвётся от напряжения и волнения, но – спела. Вот такая надёжная и преданная! Артист с большой буквы. Царство небесное…

Тайны мадридского двора

– В наши дни таких не встретить?

– Сейчас?.. Несколько лет назад в главном концертном зале Бухареста, в Королевском дворце Ateneul Roman, у меня должен был быть концерт, о котором мечтал всю жизнь. Потрясающей красоты здание! Афиши уже расклеены, билеты распроданы, в зале телевизионные камеры, и я вдруг узнаю, что из Кишинёва никто из музыкантов не едет. Среди них люди, которым я помогал. Ладно, не едете – ноты хотя бы передайте! Но и их пришлось тайком вывозить: моя жена выкрала ноты из радиокомитета и ночью отправила на поезде в Бухарест.

– Может, в музыку вмешалась политика? Или денег у оркестра не оказалось?

– Какие деньги?! Там 400-500 километров пути. Сели в автобус и приехали. Они, действительно, сослались на президента. Но это же смешно! Президенту Молдовы больше делать нечего, как заниматься концертом Доги?! Откровенно говоря, меня и в родную консерваторию пригласили лишь однажды…

– Как же в Бухаресте вышли из положения?

– Мне помогли чужие люди. Дирижёр Бухарестской филармонии Иосиф Ион Прунер полистал лежавшие на столе директора филармонии ноты и сказал: «Я буду дирижировать!» Так и вышло. Концерт в итоге прошёл великолепно.

– В общении с сольными исполнителями, наверное, приходится быть беспринципным?

– В советское время артисты вольностей не допускали. Они не могли опоздать, пропустить, прийти на репетицию неподготовленными. А сейчас, к сожалению, могут. Однажды певица на премьеру в филармонию опоздала на четверть часа. Премьера! У неё ответственная сольная партия, а её нет. Когда появилась, стала извиняться. Но какое дело публике, которая ждёт, заплатив деньги? И каково мне представлять произведение, где не звучит партия солистки? Там, где она должна была петь, мы просто отыграли музыку. В моих программах певица больше не участвует.

Вальс «по кирпичикам»

…Мы встречаемся в квартире Евгения Дмитриевича, которая затерялась среди горящих в вечерней темноте сотен окон-светлячков обычного спального микрорайона. Внутри аскетизм спартанца – диван, кресло-качалка, буфет, журнальный столик и, конечно, пианино. Главный элемент декора среди скромного убранства – цветы.

– Когда с Эмилем Лотяну приступили к работе над фильмом «Мой ласковый и нежный зверь», я был одновременно занят в нескольких картинах. Поэтому до вальса, как говорится, руки не доходили. И однажды вечером, ближе к полуночи, неожиданно появился уставший после съёмочного дня Эмиль и прямо с порога громко потребовал: «Вальс!». Я наспех припрятал лежавшие на фортепиано ноты для другого фильма и начал в растерянности, наигрывая, что-то придумывать. Причём явно невпопад. Эмиль стал сильно нервничать. Я уже был готов получить чем-нибудь по голове, как вдруг заметил и поднял с пола обрывок нотной бумаги с несколькими нотами, записанными зелёной ручкой. Сыграл. Услышав, Лотяну не отстал от меня, пока я не сымпровизировал до конца сцену свадьбы Оленьки Скворцовой. После этого, не сказав ни слова, он ушёл, хлопнув дверью. Откуда-то из глубины подъезда донеслось, что завтра запись, а послезавтра – первый съёмочный день, когда под вальс актёры должны танцевать. К утру я закончил партитуру…

Я не ищу вдохновения – не знаю, что это такое. Предполагаю, что оно – как следствие накопленной энергии в результате поисков и находок во время беспрерывного напряжённого труда. Не понимаю, когда говорят: «Я встретил красивую девушку, и ко мне пришло вдохновение». Музыка эгоистична и не любит конкуренции, ибо она тоже женского рода. Поэтому в этом случае лучше внимание уделить девушке. Надо ставить перед собой задачу и искать способы её решения, а не ждать вдохновения на золотом блюдечке. Судьбу свою можно моделировать. Человек, как дом, складывается из кирпичиков в монолит. Меня до сих пор пугают эпитеты, например: «Ах, какая музыка!». Кое-кто начинает пузыриться, а я боюсь. Ведь становишься рабом планки. Эпитет нужно оправдать, а однажды завоёванного слушателя – удержать. Не хочется своего почитателя видеть разочарованным.

С Галиной Беляевой – исполнительницей роли Ольги Скворцовой в фильме «Мой ласковый и нежный зверь»

В состоянии любви

– А как же жена, дочь, внук? Семья творчеству помогает?

– Содействует. Ещё накануне свадьбы с тогда ещё будущей женой договорились: главное – друг другу не мешать. С тех пор так и заведено. Наталья (Павловна – Ред.) ведёт хозяйство, помогает и никогда не мешает. Моя задача – стремиться сделать жизнь родных достойной. Я создал функциональный дом, а не особняк олигарха, где ногой нигде не ступить. В моём доме не только живут. В нём открыт салон, в котором собираются дети и взрослые, артисты и политики – играют и слушают музыку, читают стихи, устраивают художественные выставки.

Семья в сборе. Жена, дочь, внук

– Вы действительно со своей будущей супругой познакомились на почти ночном шоссе?

– (Смеётся – Ред.) Да… Я долгое время вообще убегал от встреч с девушками – то некогда, то жалко время тратить. Хотел всё успеть. Ерунда! Важно делать всё вовремя. Каждому промежутку жизни нужно отдавать всё присущее и должное данному возрасту. Но я гнался. Видимо, поэтому купил в рассрочку мотороллер, на котором каждый вечер с одиннадцати до двенадцати во время паузы между занятиями и сочинением любил прокатиться с ветерком в центр города и выпить лимонад. И однажды, выезжая со двора, в свете фар увидел силуэт девушки. Остановился и предложил прокатиться по шоссе. «С удовольствием!» – согласилась она. Оказалось, она приехала после института из Москвы к тёте в Кишинёв. Мы проговорили весь вечер: я даже руки её не коснулся. На следующий день пошли купаться, а на третий Наташа привела меня к тёте и объявила: «Мы с Женей решили жениться!» Меня будто облили ведром ледяной воды. Только и подумал: «Ну вот и кончилась свободная жизнь...» Через пару дней она улетала в Москву, купила мне билет. Я взял из студийной костюмерной костюм, потому что своего не было, и прилетел следом в Москву, где в 1962 году мы сыграли свадьбу. В августе исполнится 55 лет.

– Супруга не ревновала вас к Марии Биешу, Софии Ротару, Надежде Чепраге?

– Мы всегда смеялись и шутили, если чьи-то злые языки жене шептали о том, что видели меня с красивой девушкой. Конечно, такое не раз могло быть. Ведь у меня все певицы красивые! Зависть, ревность начинаются тогда, когда своего «я» нет. Нас держит уважение друг к другу. Если его нет, значит, нечего портить друг другу жизнь. У каждого корабля есть порт приписки. Для меня это дом, где меня ждут и рады видеть. Нужно стремиться друг к другу и важно знать, что гнездо тебя бережёт, а ты его обустраиваешь – не только для себя, но и для тех, кто тебе дорог. Это тоже творчество. Семью, как сочинение, нужно не только создавать, но и всё время укреплять, обустраивать, украшать. Не каждому удаётся дойти до понимания такого состояния любви, когда двое могут просто сидеть на скамейке и молчать. Им не нужны слова. Это молчаливый дуэт любви без шумных деклараций. Всё понятно по сиянию глаз.

Евгению Дмитриевичу и Наталье Павловне слова не нужны

– Где же всё-таки ваш дом?

– Мой дом там, где моя музыка. Я впитал русскую культуру: огромное количество музыки написано в России, но генетически меня тянет туда, где вдохнул первый глоток воздуха, увидел первые лучи света, услышал голос мамы.

– Наверное, юбилейный концерт посвятили ей?

– Я никогда свой день рождения не праздновал день в день – 1 марта. Видимо, так было предначертано судьбой. Нутром чувствовал. Моя мама умерла в день моего рождения. Поэтому свой юбилей отметил 6 мая, в день рождения мамы, большим концертом в прекрасном оперном театре. Программу посвятил всем матерям – живым и ушедшим. Но 2 июня в Кремле у меня немного другая программа – «Диалоги о любви». В ней примут участие Иосиф Кобзон, Тамара Гвердцители, Сергей Волчков, Аристарх Ливанов, Леонид Серебренников, Екатерина Гусева, Зара, Варвара, «Непоседы», Академический большой хор «Мастера хорового пения»… Концерт пройдёт в сопровождении симфонического оркестра «Русская филармония». Для меня это знаковый концерт. Ведь я стал первым советским композитором, который вышел на эту сцену со своей авторской программой ещё в 1983 году! После выступления в Москве юбилейные концерты пройдут в других городах России и за её рубежами.

Но я всё время чувствую присутствие мамы – она будто имплантирована в меня. Нет более дорогого человека и нет красивее и слаще музыки на свете, чем её голос. Жаль, но многие даже не помнят цвета маминых глаз. Как завидую тем, у кого есть кому сказать слово «мама»!

– Она была на ваших концертах?

– Да, она приезжала на мои концерты в Кишинёв, в Ленинград, в Москву.

– Мама ушла неожиданно?

– Она умерла по глупости. На кухне порезала палец. В сельской амбулатории не оказалось на месте медсестры. Та в это время пела песни в хоре. Когда пение закончилось, спасать уже было поздно. Маме было всего 72 года. После её смерти, как частичку своего детства и её души, в свой кишинёвский сад пересадил мяту и орешник, а в доме у меня теперь живут все цветы, которые росли у мамы. Когда уезжаю, они по мне скучают.

…Интервью закончилось. Отзвучат юбилейные концерты, и наш герой поспешит в Кишинёв, где 50 лет назад состоялась и до сегодняшних дней живёт его любовь – видимо, та, вдохновлённый которой, сам не ведая того, Евгений Дога однажды написал музыку к словам Георге Водэ: «Мой белый город, / Ты цветок из камня, / Омытый добрым / Солнечным дождём…» Теперь это гимн столицы Молдовы. А потом он вновь сядет в самолёт и вернётся в московский дом, где по нему тоже скучают – за окнами-сверчками Крылатского его также ждут мамины цветы.

Вестник Российского музыкального  союза